Глава ХI
Надежда Федоровна Баранова
Хлебный дом в середине прошлого века был поделен на без малого 150 квартир. В каждой из них жили в среднем по 5–10 человек. Недаром одно из народных названий этого дома — Шанхай.
Надежда Федоровна Баранова прожила там 46 лет — со своего рождения в 1936 году до переезда в 1972-м. Барановы приехали в Царицыно в середине 1920-х из Рязанской области, спасаясь от коллективизации.
Барановы были крестьянами-середняками. Середняков во время коллективизации не раскулачивали, но «обкладывали» так называемым твердым заданием.
Хлебный дом в те годы со всех сторон окружали сараи с углем и свиньями, огороды, а с юго-западной стороны, смотрящей на Большой Дворец — еще и пасека.
У Барановых тоже был свой сарай, в нем на всю зиму в огромной бочке запасалась квашеная капуста. Квартира по тогдашним меркам была роскошная: две комнаты, две кухни, темная комната и погреб. К печке были подведены баки с водой, и в квартире всегда была теплая вода. (Два их окна — справа от арки)
Двери и окна никогда не запирали — ни днем, ни ночью: «В окно входили, в окно выходили».
Надежда Федоровна с семьей тоже долго не соглашались переехать, несмотря на то что ни воды, ни канализации в Хлебном доме не было — даже в начале 1970-х. Барановы отказывались от предлагавшихся им квартир площадью 24 квадратных метра — вместо 85 в Хлебном доме — поэтому съехали одними из последних.
Когда дом опустел, жить там стало страшно. Последней каплей были крысы.
Но переезд был значительно позже. А пока, в 1937 году, дедушку — по доносу бывшей соседки — арестовали и осудили по политической 58-й статье, отправили в лагерь, а через год расстреляли.
Дед наказал бабушке никуда не писать, ничего не выяснять и не жаловаться — чтобы не испортить жизнь близким. И действительно, остальных членов семьи репрессии не коснулись.
Хотя Барановы большей частью были неверующие, детей, как и во многих других советских семьях, крестили. Надежду Федоровну в 1936 году крестили в царицынской церкви. Она рассказывает, что соседям об этом не говорили, а дядя, крестный, из церкви возвращался огородами — боялся, что осудят. На той же почве, как говорится, был конфликт и у мамы с папой.
«А папа… мама ему испортила всю жизнь»
Когда началась война, мама увезла Надежду Федоровну и других младших детей в деревню, к родственникам. В Царицыне остались бабушка и старшая сестра Валентина. Уехали не сразу — Надежда Федоровна помнит бомбу, упавшую в 1941 году посередине знаменитой царицынской поляны. Она вспоминает, что сидела на кухне, на керосинке варились яйца, когда раздался грохот, дом тряхнуло, и из всех окон полетели стекла.
В Царицыно вернулись в 1945 году. Осенью Надежда Федоровна пошла в 1 класс Красной школы. Папа, пять лет проведший в немецком плену, вернулся только в 1946 году.
А спустя десять лет, когда Надежда Федоровна была в 10 классе, родители разошлись.
После школы Надежда Федоровна окончила Техникум мясной и молочной промышленности как мастер колбасного цеха. Но по специальности распределяли только в далекие провинции, и Надежда Федоровна пошла работать продавцом в ЦУМ.
В результате в ЦУМе, а потом в его филиале на Кутузовском проспекте Надежда Федоровна проработала 38 лет.
Сегодня это звучит невероятным, но в условиях абсурдной советской экономики даже вполне благонамеренным гражданам было проще и удобнее переплачивать, покупая товары у спекулянтов, а не в магазинах.
Окружающие не верили, что продавец ЦУМа не может по блату достать костюм или платье, и тем более — что он сам покупает то же платье у спекулянтов.
Эта извращенная система как обогащала людей, так и губила. Надежда Федоровна вспоминает одного из своих соседей, жителя Хлебного дома и друга ее отца — Александра Мишина, который дослужился до «директора московских гастрономов».
Александра Мишина также вспоминает А. Л. Гришунин в своей книге о Царицыне «Записки старожила»:
«На площадке между дворцами, мальчишкой еще стал он играть в волейбол и, постепенно совершенствуясь, оказался в команде мастеров „Металлурга“. Не знаю, как он выглядел среди мастеров, но на наших площадках играл он блистательно и производил впечатление: красиво, в прыжке овладевал мячом, поданным с той стороны, ожидал хорошего паса, выпрыгивал над сеткой на полкорпуса и наносил мощный удар, буквально вколачивал мяч в площадку соперников <…> Да и походку себе Мишин усвоил „волейбольную“: такую, что при каждом шаге встряхивал кистью правой руки. После войны, в 40-е годы, занятый службой в Министерстве внешней торговли, он играл уже меньше, но все же любил перекинуться с нами в „кружок“ на краю парка. Купаясь с нами в царицынском пруду, жаловался на трудности установившегося в то время ночного бессрочного режима работы министерств — в унисон с распорядком ночи самого Сталина. При Сталине все-таки таким людям жилось неплохо; хуже стало при новых режимах: в одну из вспышек „борьбы“ с коррупцией, когда пошли под расстрел директор Елисеевского и других гастрономов, — вскрылись за Шуркой какие-то злоупотребления, и он был вынужден застрелиться.»
Между тем жизнь продолжалась — Надежда Федоровна родила сына, Царицыно стало Москвой, Дворец начали расселять, семья переехала в новую квартиру. Надежда Федоровна так и не вышла замуж, о чем совершенно не жалеет.
Камера — Ольга Панькова
Монтаж — Сергей Прусов
Источники иллюстраций:
Частные архивы Н. Ф. Барановой и А. Л. Гришунина
Архив ГМЗ «Царицыно»
http://goldvoice.club
